РАССКАЗЫ©:
Это рассказы о моих детстве и юности и написаны давно, когда я был молодым и память моя еще хранила не только события и факты, но и аромат той жизни, жизни пятидесятых годов прошлого века. Их можно считать частью моих воспоминаний или биографии. В них почти нет вымысла, только попытка художественного освоения прошлого.
Лев Толстой - классик русской литературы©
ОЩУЩЕНИЕ ЖИЗНИ...
рассказ
...В декабрьский, морозный вечер они шли в кино. Он что-то плел о том, что свое название «Ударник» кинотеатр получил в честь знаменитого местного ударника из рок-группы, а не ради инспирированного большевиками в свое время якобы рабочего движения. Он себе казался смелым, остроумным, удачливым и был тупо уверен, что она разделяет его радость.
Она вдруг остановилась, поднесла руку ко рту, отошла в сторону, и ее вырвало на перламутровый снег. Отдышавшись, вытерла пот и рот платком и раздраженно сказала:
-Ты что не видишь, я беременна! - И выбросила платок брезгливым движением на тот же праздничный снег. Тут он подумал, что вот сейчас его жизнь перевернулась. По крайней мере, должна перевернуться. Она, подумал он, разбила ему сердце. Конечно, этот плебейский трюизм (про разбитое сердце) мало что вам объяснил. Разумеется, я, понапрягшись, могу найти другой, более впечатляющий. Но нужно ли? Не во мне дело - все гораздо серьезнее. Сказанная ею фраза, просто-напросто... Не сама,.. не сама фраза, а то, что за нею стояло. Ах, ты Боже мой! Они были знакомы почти полгода, все это время он ухаживал за ней, она отвечала ему, они встречались, целовались до умопомрачения, но он с ней не спал. Ему это казалось нормальным, он ведь жениться на ней хотел. После первой же встречи. Так бывает. Так она пришлась ему.
Под уличным фонарем она подкрашивала выпяченные розеткой губы. Глядя на это действо, он думал, с какой стати он на что-то рассчитывал?
- Кто он? - Голос, как ему показалось, звучал позорно немужественно.
- Сэм. - сказала она, недовольно встряхивая головой, ибо из-за его вопроса ей пришлось прервать тонкую процедуру обтачки губ.
Сэм! Вернее, СЭМ! Это не есть имя, это есть аббревиатура!.. Семен Эдуардович Ма..., Ме..., Будь он проклят! Эта белотелая здоровенная тварь, самоуверенная и пошлая, с присказками типа “Стройный. как бог, златокудрый физрук!.. Такому не скажешь “прошу вас без рук!” Физрук со вмятиной в центре груди, образовавшейся, по местной легенде, в результате неудачной попытки самоубийства из отцовского охотничьего ружья. Во времена его якобы мятежной юности, то есть лет двадцать тому. Сволочь!.. Стоп! Это ее выбор...
- Шесть недель! - сказала она. Его память (в науке, по-моему, она именуется оперативной) немедленно отсчитала в обратном порядке сорок двое суток, на всякий случай проверила близлежащие трое в ту и другую сторону и ничего необычного не обнаружила. Он тогда был так молод, что помнил каждый прожитый день.
- Послушай! - сказала она, ни одной секунды его не жалея. - Мне расхотелось идти в кино. Поеду домой.
- Я провожу тебя. - сказал он.
- Одна доеду. - Она смотрела на него с каким-то вызовом.
Они молча дождались ее автобуса. Так же безмолвно расстались. Автобус, хрюча, как определил он, двинул в одну сторону, а мой герой в строго противоположную.
Придя домой, он поужинал. Поглощая макароны, усмехнулся - аппетит не потерян. “Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!” Мудрая пошлость или пошлая мудрость. И удовольствие от еды он получает. Несмотря на то, что умер.
Убрав тарелку со стола, он достал новый блокнот, карандаш... Сел, обхватил голову руками. Все нормально: его не тянет к самоубийству, и, кстати, где же знаменитая пустота внутри?.., не дрожат опять же руки... Единственное, что стоит отметить, это желание писать не с первой страницы блокнота, а с какой-нибудь с пятой, с десятой. Открыв новый блокнот на седьмой странице, он начал писать рассказ, название для которого придумал днем:
“Я когда-то был хорошим.”
- Этот мальчик ненормален! - страшным голосом кричала пожилая лахудра по имени Любовь. - Он выпил всю мою барду! - И заламывала руки, сверкая раскаленным глазом. Рыжеухий мальчик стоял, повесив голову. Его мама взволнованно поддакивала.
-Наплачешься ты с ним кровавыми слезьми! - Любовь обожала крутой стиль.
-И не говори, Люба! - сказала мама мальчика и демонстративно, но аккуратно смазала его по затылку. Мальчик покачнулся, уши его стали фиолетовыми, обнажился щербатый ряд зубов.
-Вишь, защелкал зубами, как волк! - восторженно констатировала Любовь Петровна, отступая на шаг. Мальчик Коля еще раз, уже специально, клацнул, отчего Любовь Петровна сделала еще один, как оказалось, роковой шаг назад и с громким шлепом упала на спину, высоко задрав желтые в синемраморных прожилках ноги. Коля засмеялся навзрыд и пошел прочь. Мама побежала за ним.
-Зачем ты это делаешь? - спрашивала она на ходу.
-Чтоб не повадно было. - лениво отвечал сынок, увеличивая скорость. “Зачем? Зачем?” - слышал он уже издалека. Он сделал круг и, сжалившись над мамой, приземлился рядом.
-Ладно, пошли. - сказал он примирительно.
-Тебе, сынонька, грамоту дадут!
-Знаю.
-Откуда?
-От верблюда, мама. Если человек отличник, ему всегда дают грамоту.
-Жаль, что папа не дожил до этого, он бы порадовался!
-Особенно глядя на то, как ты будешь там плакать.
-Зачем мне плакать?
-Ты найдешь причину.
-Почему ты грубишь маме? - сказала мама.
-Я устал отвечать на твои вопросы. Ты как маленький ребенок - все тебе непонятно...
...Барановидный Айсгербер, тряся от волнения кудрявой башкой, получил грамоту и тут же грохнулся со сцены, так как шагнул мимо ступеньки. Зал приветствовал его радостным смехом.
Николай решил не допустить никакой оплошности и, поднимаясь на сцену, упорно смотрел себе под ноги. Получил и он жесткую глянцевую бумагу на которой два золоченых профиля в упор смотрели друг на друга и в то же время не спускали глаз с обладателя почетного приза. Идолы стало быть были золочеными, и Николай внезапно сказал речь, отчетливо скандируя каждое слово: “Я поздравляю себя с отличным окончанием четвертого класса и желаю себе еще больших успехов в дальнейшем!”
Он, пожалуй, изрек бы еще что-нибудь, да призадумался - каких же больших успехов можно достичь, если максимально возможный результат уже достигнут: он круглый отличник? Но пауза не затянулась. Многоопытная беременная завуч (или беременный завуч? Все-таки “завуч” - мужской род единственное число. Или нет?.. Ну, ладно...) быстро и непринужденно оттеснила его большим животом к ступенькам, и Николай вниз сошел под знойный аплодисмент.
Мать, естественно, шмыгала носом и вытирала глаза платком. Коля отдал ей грамоту, и это, естественно, вызвало очередной рецидив слезовыделения. Сын тяжко вздохнул и сел рядом. Потом был перерыв, а далее концерт, гвоздем которого предстала трагедия С. Маршака “Кошкин дом”. В ней Коля исполнял роль Козла. Резонера, дурака, подлеца, словом, жвачного парнокопытного.
Роли такие только на поверхностный взгляд играть просто. Это не так. Тут мимика нужна особая, чтобы зритель сразу почувствовал глубокое отвращение к отрицательному персонажу. Коле удавалось это так, что родная его учительница, посетив генеральную репетицию, долго думала, ставить ли ему пять по арифметике. Ведь. если ставить, тогда надо снимать его с роли, ибо абсолютный отличник с примерным поведением не может появляться на сцене в столь аморальном виде. Но как-то так стряслось, что и пять поставили и Козлом оставили. Была, правда, попытка заменить его в спектакле страшным троечником Лоховым, но тот к несчастью выглядел на сцене столь благородно, что непоправимо страдала идеологическая сторона спектакля.
Все старались, как умели, но все-таки Коля был лучше всех. Когда он невыносимо хамским жестом выслал вон под мрачную грозу несчастную кошку-погорелицу, зал захрипел от возмущения, а впечатлительные первоклассники вскочили, сжав железные кулаки. Это был триумф. Чтобы продлить его, Николай подчеркнуто буржуазно надел картонный цилиндр и развинченной походкой мракобеса отправился прожигать жизнь. И тут он получил первый урок. Оказывается, даже в ослеплении надо быть зрячим: вышел он не в дверь, а в окно. Лопнула стена, хрупнул каркас из реек, и весь картонный дом завалился, накрыв героя и обнажив изнанку. Падение было глубоким.
Сначала он падал в полумраке. Затем ударил свет, и внизу показалась солнечная поляна. Затормозив в метре от поверхности земли, Коля радостно ухмыльнулся: поляна была усыпана пахучей лесной клубникой. “Куда же мать пропала?” - с досадой подумал он и деловито удивился, что клубника поспела в мае. “Ау!” - закричал он. Звук ушел как в вату. “Ау, мама! - протяжно и отчетливо произнес он еще раз. - Иди сюда!” Вместо мамы на поляну вышла школьная медсестра и, давя ягоду, направилась к нему. “Осторожнее! - сказал он ей и заметил в ее руке шприц. - Опять прививка? Как вы мне надоели с этими прививками!” “Надо, надо! - мило улыбаясь, говорила медсестра. - Болеть не будет.” Шприц блистал на солнце, как сумасшедший бриллиант. Николай обнажил руку. Медноволосая медсестра покачала головой: ”Это поливакцина, надо штаны снимать.» - и засмеялась. “Ну, это уж дудки! - сказал мальчик, отчаянно выпутываясь из декораций, - В крайнем случае под лопатку.” “Штаны, штаны скидавай!” - хохотала медсестра, и ревел от восторга зал, видя зло наказанным.
В середине бурлящего, торжествующего школьного зала Коля увидел испуганное лицо мамы, и сердце его сжалось. Желая ее подбодрить, он с достоинством встал и поклонился, понимая, что делает это преждевременно, ибо пьеса не сыграна до конца и добро пока что не восторжествовало. Взлетели тонкие вопли “Козла на мыло!”, и он, высоко поднимая ноги, чтобы не запнуться, ушел за кулисы.
-Когда ты упал, я так испужалась! - сказала мама.
-Я это нарочно сделал. - солгал Коля.
-Тебе что там лучше роли не нашлось? - сердилась мама. - Безотцовщина - вот и дают, что попало.
-Я сам попросил. - еще раз соврал сын. Мама усомнилась:
-Это навряд ли! Ты у меня смиреный - тебе скажут не дыши, ты дышать не будешь...
-С чего ты взяла?! Мама, с чего ты это взяла?! - закричал он.
-Сынонька, только не улетай! - поспешно сказала мама, и седеющая прядь волос выбилась у нее из-под платка.
-Никуда я не денусь, - проворчал Коля. - Только не вздумай где-то это повторять.
-Не говорила я это никому и не скажу.
-Знаю я тебя! Смирёный он у меня, такой смирёный!.. - Он это произнес до того похоже на мать, что оба засмеялись.
-Артист ты мой, артист! - сказала мама нежно, но погладить сына по голове не решилась. - Пойдем, детка, кругом, а то опять на Любовь Петровну наскочим.
-От нее не скроешься. - проворчал сын.
И точно, маневр оказался напрасным. Вновь их, так сказать, унылым взорам явились трепаный халат и драные туфли Любови.
-А-а! - закричала лахудра. - Вернулись. Ну, теперь-то ты, гаденыш, до барды не доберешься! Я ее в сарае теперь поставила.
-Нужна мне ваша барда! - сказал мальчик. “Молчи!”- прошептала мама.
-А зачем же ты, паразитина, выпил ее? - возопила отпетая самогонщица.
-Я ее вылил на помойку, чтобы вы народ не травили.
-Катя! - засипела задохнувшаяся и даже присевшая Любовь Петровна. - Катя! У тебя сын идиот! Чего еще ждать-то было? Ты помнишь, как он грудной орал: “Ы!.. Ы!.. !Ы!..” Как дурак! Как круглый идиот! А вспомни, моя Анечка как плакала: “Умна!.. Умна!.. Умна!..” Она у меня гений, а не ребенок! Играла только сотельными. Даю ей рубль - играй!, нет, кричит, не хочу! Три даю, пять, десятку - ревет навзрыд. Даю сотельную - сразу успокаивается, гладит ее, складывает ее, раскладывает. Помяни мое слово - богатой будет! А твой и тебя в гроб вгонит и сам в тюрягу сядет! Опять сегодня двойку приволок?
-Молчи! - сказал Коля матери, не поднимая головы.
-Вот-вот! Он тобой командует! - воскликнула Любовь Петровна, и невыразимое презрение все-таки выразилось на ее лице.
-Он, Любовь Петровна, круглый отличник с примерным поведением. Вот сегодня грамоту дали...
Не заметила этих слов и протянутой грамоты Любовь Петровна, а продолжила:
-Ты, Катя, плохо следишь за ним, вот он и растет бандитом. Я вот как за Анечкой страдаю: она в уборную, а я в слезы - как бы в толчек не провалилась! Как представлю, что она там тонет, захлебывается!..
Коля засмеялся и с наслаждением сказал:
-С такой-то жопой, да в толчок? Она скоро в дверь не пролезет!..- Мама всплеснула руками, а Любовь Петровна отступила на шаг и упала на спину, не забыв закатить глаза. Мама хотела было поднять ее, но сын не позволил:
-Сама встанет! Идем-идем...
-И то правда! - с сердцем сказала мать, наконец-то закипая возмущением. - Зачем же так врать! У них сотельные сроду не водились! Рублю были рады до упаду, а тут... -Да, ладно... - прервал ее сын.
-Вы мою лахудру не видели? - встретилась им у подъезда толстомясая Анечка с пером в волосах и в одной серьге, - Куда-то замоталась, шалава!
-Кур щупает! - кратко ответил Коля...
конец